Было лениво. Тоскливо и ужасно лениво. Хоть вой от унынья.
С самого утра Оливер чувствовал себя настолько плохо, что не мог заставить себя выйти из дома, хотя это было его каждодневным занятием. И даже не потому, что он любил свежий воздух или действительно хотел прогуляться, нет. Просто, сидя в четырех стенах, совсем один, он невольно начинал вспоминать семью. И друзей. От этого становилось так больно и грустно, что он готов был бежать куда угодно, лишь бы не думать об этом. Было трудно. Трудно помнить, но не вспоминать. И он убегал, как последний трус, убегал от собственных воспоминаний. Так ли должен вести себя солдат, пускай и бывший? Таким ли должен быть тот, кто защищал когда-то родную землю?
Оливер, пытаясь сглотнуть ком, вставший в горле, сидел за столом в своей маленькой кухне и пил чай. Пытался, во всяком случае, его пить. Потому что оттого, что было ужасно паршиво, вообще ничего не хотелось. То есть, конечно, кое-чего ему хотелось, но это, в большинстве своем, было невозможно. Например, повернуть время вспять. Или чтобы сейчас, вот именно сейчас, кто-то постучал в дверь, с улыбкой бы встретил его и помог пережить этот день. День, когда на сердце юноши всем своим грузом давила печаль. Отвратительная штука, эта ностальгия.
Было тихо. Очень тихо, потому что Оливер не любил шума. И потому, тихий стук юноша услышал весьма отчетливо, хотя и подумал сначала, что ему показалось. Слабо улыбнувшись и мысленно поблагодарив того, кто стоял за дверью за то, что тот хотя бы ненадолго вытянул его из тяжких раздумий, он взял трость, с которой не расставался теперь даже дома, и направился ко входу в квартиру. И, отперев дверь, Оливер испытал настоящий шок.
Поначалу лицо его было все таким же грустным, затем на нем можно было прочесть удивление, а после - искреннюю радость. Юноша заулыбался и, сообразив, что нужно впустить гостя, без лишних слов неуклюже отошел в сторону.
Он ожидал увидеть кого угодно, только не Майкла. И не оттого, что не хотел его видеть, напротив, Оливер очень хотел познакомиться поближе с этим человеком. Что-то в нем было такое, что с самого начала покорило юношу, что-то такое, чего ему так не хватало. Быть может, сила духа, которую Оливер чувствовал в Майкле, а может, просто все дело в том, что он был первым мало-мальски знакомым ему человеком. Закрыв дверь юноша, опираясь на трость, проводил гостя на кухню (все-таки это было самое приличное и прибраное из всех помещений квартиры).
- Рад тебя видеть, Майкл - заговорил, наконец, Оливер - Чем обязан твоему визиту? Надеюсь, ничего плохого не случилось? - и с тревогой глянул на гостя.

Оливер облегченно выдохнул, услышав, что ничего плохого не случилось. И в некотором недоумении и смущении оглядел собственное жилье. И правда, мрачновато... Раньше юноша совсем не любил темноту, да и тишину, кстати, тоже. В его доме всегда было шумно, солнечно и очень тепло. А сейчас ему, наверное, просто хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы ничто не напоминало о тех счастливых днях.
Поймав шляпу Майкла, Оливер, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-либо, просто наблюдал за действиями своего гостя. Распахнул окно, пододвинул стулья и стол, высыпал кофеты... Так, словно они давно уже были хорошими друзьями. Стало свежее. И светлее. Даже немного радостнее, что ли. Улыбка Майкла грела сердце и вдруг на мгновенье показалось, что он вернулся туда, назад, когда все, кого он любил, были еще живы.
Когда гость закончил с приятными изменениями, Оливер снова заулыбался. А в голове промелькнула спешная мысль: неужели кто-то заботится о нем? Он уже настолько свыкся с мыслью о том, что живет один, и, вероятно, всю жизнь так проживет, что уже и забыл, как это приятно, когда кому-то важно, чтобы тебе было хорошо.
Юноша потянулся за чайником (благо, тот еще был горячим), однако рука его застыла на полпути, когда он услышал вопрос Майкла. Раньше никто не решался спросить у него нечто подобное, все благоразумно полагали, что не стоит ворошить его прошлого, да и не может быть приятным воспоминание о том, как он остался калекой. Оливер медленно поставил чайник на стол и сел, поставив трость рядом со стулом. Опустил глаза. С одной стороны, совсем не хотелось вспоминать, с другой же очень хотелось поделиться с кем-то своими страданиями. Ведь он так и не смог никому рассказать о том, что пережил. Никого не осталось. Никого, кто был ему дорог. Сглотнув, юноша натянул на лицо слабую улыбку и, посмотрев на Майкла, негромко заговорил:
- Я ведь побывал на войне. Там такое часто случается - нервно пожал плечами - Это было вовсе не сражение. Просто в лагерь пробрался вражеский разведчик и я его заметил. Решил, что сам справлюсь - Оливер вздохнул - Не справился, как видишь. Хорошо, что жив еще остался - товарищи подоспели. Я же, дурак, голыми руками на него - покачал головой он, вспоминая собственную глупость - В итоге - два перелома. А наш отряд оказался в окружении. Врачей не было. То есть, были какие-то совсем молодые, только учились. Ну, с одним переломом они, с Божьей помощью, справились, а вот со вторым... - юноша ненадолго замолчал - Со вторым напортачили. Кость неправильно срослась и я больше не мог нормально ходить. Так что меня признали неспособным больше воевать и отправили домой, к... - и вот тут-то он запнулся и мысль оборвалась.
Оливер так увлекся рассказом, что чуть не выболтал самого главного. Того, из-за чего ему и было так тяжело говорить о своей травме.
Он не любил заставлять людей грустить. Ему, напротив, нравилось, когда люди улыбались. Сейчас, правда, ситуация была несколько другой. Хотелось вылить сейчас все, что приходилось столько времени держать в себе. Однако Оливер отчего-то не мог себе этого позволить.
Он вдруг почувствовал себя виноватым за то, что начал говорить о таких печальных вещах, пусть собеседник и сам попросил его рассказать.
- Прости - вдруг вырвалось у него. За что, спросите вы, он просил прощения? Да он и сам этого не знал. Наверное, за одну мысль о том, что из-за его грустной истории, возможно, будет печалиться и Майкл.
А ведь Оливеру так нравилась его улыбка.

Сердце Оливера тревожно екнуло, когда на лице Майкла он увидел странную гримасу. Почему его так задело то, что юноша извинился? Впрочем, явление это было недолгим. Прошло несколько мгновений и вот он уже снова улыбается. И Оливер улыбается вслед за ним, правда, как-то слабо.
Юноша удивился. Как трость может нравиться? Ему, напротив, всегда казалось, что из-за этой травмы он выглядел каким-то слабым, немощным и жалким. А еще он всегда думал, что это отталкивает людей. Они начинают думать, как бы не ляпнуть чего-то неосторожного, что могло бы его задеть, отчего беседа получается какой-то скомканной и напряженной. С чего они вообще взяли, что он так хрупок и слаб? Это, конечно, отчасти было действительно так, но все же. Было обидно. А тут приходит человек, который, не стесняясь, начинает совершенно спокойно задавать ему вопросы, которых никто другой бы не задал, человек, который говорит, что ему нравится его трость. Удивление смешивалось с таким чувством... таким, словно он приобрел что-то очень важное. И очень дорогое.
- Я никогда не думал о девушках - задумчиво протянул Оливер - Раньше я был слишком молод, да и близких людей было много, так что мне было кого любить. А сейчас... как-то так вышло, что я сам поставил на себе крест. Решил, что любой девушке буду только обузой. Я ведь ничего не умею! - юноша, от безысходства, всплеснул руками - Я только и умею, что воевать - а на это я сейчас не способен - и рисовать. Но, увы, карьера художника мне явно не светит. Даму сердца я не смог бы обеспечить, не смог бы дать ей ничего, как эти ни прискорбно.
Оливер вздохнул. И, когда услышал слова Майкла, вдруг в панике схватил его за руку.
- Нет! - вдруг неожиданно громко вырвалось у Оливера, а потом, уже тише - Нет, пожалуйста. Я так ждал этого. Ждал, что кто-нибудь поможет мне разобраться... выплеснуть боль и, наконец, перестать вспоминать о прошлом. Я никак не мог сам начать говорить. Мне казалось, что это неправильно. Но ты меня слушаешь и... и, кажется, понимаешь. Ты даже не представляешь, как это важно для меня - юноша улыбнулся - Я доверяю тебе. Не знаю, почему, просто доверяю. Можно сказать, ты тоже меня покорил.
Оливер опустил взгляд, потом, подняв его вновь, со странной улыбкой, продолжил.
- Понимаешь, не осталось никого, кто мог бы меня выслушать. Кто мог бы помочь подняться - юноша горько засмеялся - Да, я слаб. И душой, и телом. Мне всегда нужен был тот, кто держал бы меня. И когда этого человека я потерял... - он на мгновение умолк - Я отчаялся и уже почти поверил в то, что мои дни так и будут тянуться в темноте и плену тяжелых воспоминаний. Но ты дал мне надежду - Оливер сжал руку Майкла - Поэтому, пожалуйста, не оставляй меня.

Он улыбнулся. Ему самому вдруг ужасно захотелось рассмеяться, настолько заразительным был смех Майкла. Однако, посчитав, что этого делать не стоит, он просто улыбался. Потом пожал плечами, мол, что поделать, какой есть.
– Я правда очень многих любил. Конечно, не так, как любят девушку, но все же – счел нужным добавить Оливер.
Когда юноша почувствовал, как Майкл ерошит его волосы, он невольно выдохнул от удивления. Внутри, на сердце, стало так тепло, так уютно, словно после долгого отсутствия он наконец вернулся домой, вновь обрел то родное и близкое, чего ему так давно не хватало. И от осознавания этого стало так радостно и легко, что Оливер, переполняемый этим чудесным чувством, закрыл глаза, стараясь запомнить это ощущение во всех подробностях, до мельчайшей детали.
– Это ничего – тихонько заговорил юноша, хотя сердце и сжалось от мысли, что и Майкла он тоже может запросто потерять. Правда, мысль эту он тут же отогнал от себя, решив, что с такой счастливый момент не стоит думать о чем-то подобном – Для меня и этого уже очень много – он замолчал, а потом вдруг выдохнул – Спасибо тебе.
Оливер повернулся лицом к Майклу и улыбка его стала еще шире. А еще – она стала особенной. Такой, какой улыбаются только самым близким и родным.
– Ты там был? – с некоторым удивлением переспросил юноша и задумался – Да, пожалуй, действительно хорошо – заключил он, кивнув каким-то своим мыслям. Он решил не спрашивать, отчего Майкл «кривил душой». Зачем? Было ясно, что он не хочет об этом говорить. Да и не важно, в сущности, это было.
Оливер задумчиво глянул в потолок, пытаясь вспомнить одновременно родной и такой чужой образ. Раньше он очень старался, чтобы родное лицо ни в коем случае не проплывало перед глазами, и теперь юноша с ужасом заметил, что уже начал забывать знакомые черты.
– Ну… как тебе сказать? Для меня – определенно, да. Хотя и для других, думаю, тоже. Тогда никто не обращал внимания на внешность, важным было совсем другое – Оливер снова посмотрел на Майкла – Его многие боялись. Он был сильным и удивительно честным. Из тех людей, что готовы умереть за свои принципы. Невеста у него была. Говорил, красавица. Он очень хотел нас познакомить, но… но она его так и не дождалась – юноша осторожно перехватил руку, которой Майкл ерошил его волосы, а потом с какой-то странной задумчивостью уставился на сплетенные пальцы – Я держал его за руку, когда он умирал. Он не просил ничего передать ни невесте, ни семье… только взял с меня обещание, что я буду жить. Поэтому я и не стал навещать его красавицу. Зачем? Мне все равно нечего было ей сказать. А смотреть на ее слезы... я бы этого не вынес.
Оливер поднял голову и, улыбнувшись, заглянул в глаза Майкла.
– А ты? – юноша невольно сжал его руку, чуть подавшись вперед – Ты когда-нибудь любил?

Отредактировано Oliver Chaney. (2011-04-15 22:41:59)

Да он и сам не знал, правильно ли это было. Просто становилось так больно и жутко от мысли, что ему пришлось бы смотреть на то, как кто-то так же, как и он, плачет по родному человеку, что Оливер сразу же откидывал такие мысли подальше. На слух приятно легло это чудесное слово - "друг". И от этого на сердце стало еще теплее.
- Да, ты, наверное, прав - смущенно отозвался юноша - Просто я отчего-то воспринимаю тебя так же, как... - запнулся, чуть не ляпнув "его". Нет, так дело не пойдет. Майкл - это Майкл, и нельзя говорить ничего подобного. Нельзя даже думать - ... как к другим. Хотя я и чувствую, что ты другой, все равно не могу уследить за своими действиями. Я больше не буду - улыбнулся - Правда. Извини, если сделал что-то нехорошее и... - Оливер снова слишком резко прервал свою мысль и осекся - Прости, ты же просил не извиняться... - и, поняв, что все-таки снова извинился, юноша вконец растерялся.
Затем Оливер слегка качнул головой и даже нахмурился, что выглядело, надо сказать, весьма забавно.
- А мне всегда казалось, что у каждого человека должен быть тот, кто будет всегда рядом. Всю свою жизнь. Тот, кому хотелось бы быть верным - не важно, как другу или как любимой. В сущности, это не имеет значения. Просто... - юноша умолк, подбирая нужные слова - Просто, когда ты один, всегда очень одиноко, пускай вокруг тебя и будет множество знакомых. У каждого должен быть родной и близкий человек. У каждого.
Оливер заглянул в глаза собеседника, подавляя в себе желание броситься ему на шею и разрыдаться от счастья. А ведь он мог.
- И, знаешь - немного погодя добавил он - Я очень рад, что теперь у меня есть такой друг, как ты.
Искренне. Честно. Без тени притворства, только то, что Оливер действительно чувствовал.
Шутку юноша не оценил, юмор для него был несколько непонятен, однако, ради приличия, все же улыбнулся. Однако улыбка эта мгновенно исчезла с его лица, стоило Оливеру услышать вопрос. Он опустил взгляд. На мгновение задумался. А потом, снова взглянув на Майкла и сжав руки в кулаки, вдруг выпалил:
- Да я бы все ради него отдал! - покачал головой - Я бы умер за него, если б только мог.

Отредактировано Oliver Chaney. (2011-04-16 20:45:33)

Он был рад, что Майкл не рассердился из-за его оплошности, а, напротив, только умилился. Оливер качнул головой и искренне отозвался:
- Нет, конечно. Я стараюсь вообще о нем не думать, слишком это тяжело. Да и чувство, что он вот-вот распахнет дверь и, смеясь, скажет нечто вроде: "Эй, Оливер, прости, что задержался", уже давно прошло. К тому же, – юноша заулыбался, а в глазах как будто заиграли счастливые огоньки, которые, правда, так и не смогли заглушить его вечную грусть, – К тому же теперь у меня есть тот, для кого тоже ничего не жалко – тонкий такой намек, который, впрочем, невозможно не понять.
От мысли, что и он рад их дружбе, сердце Оливера, казалось, совсем отряхнулось от тяжких оков одиночества и печали. Потому что теперь рядом с ним был Майкл, который его никогда не оставит. По крайней мере, по своей воле. Юноша уже любил его. Любил как друга, очень близкого и дорогого друга.
Оливер очень удивился реакции Майкла на его слова. Что же могло его так задеть и обеспокоить? На самом деле, юноше совсем не хотелось этого знать. Было просто очень радостно от того, что о нем снова кто-то заботится. Что он снова кому-то не безразличен.
Он улыбнулся.
- Хорошо, - и, глядя в глаза, выдохнул, – Я обещаю, что никогда больше так никому не отвечу.
Вдруг подумалось, что это немного странно – Майкл только что просил стараться не прикасаться к нему, а тут он сам дотрагивается до юноши. Впрочем, жаловаться Оливеру было не на что, это было приятно. И потому он молча продолжал смотреть в глаза друга и улыбаться.

Отредактировано Oliver Chaney. (2011-04-16 23:49:55)

Фокус? Оливер застыл, то ли в недоумении, то ли в восхищении глядя на кружку. Даже с некой подозрительностью оглядел ее, после чего убедился, что это далеко не фокус. Настоящее волшебство. И это показалось юноше таким чудесным, что он даже заулыбался. Детской такой улыбкой, которой улыбается ребенок, впервые увидевший рождественскую елку. Затем Оливер, решив, что стол достаточно близко пододвинут к столешнице, не вставая со стула, потянулся за чайником. В результате юноша чуть не упал и, тихонько посмеявшись над собой и решив, что, все-таки, лень - штука нехорошая, встал со стула, облокотившись о столешницу, а затем без приключений, наконец, поставил чайник на стол. После чего аккуратно, словно боясь опрокинуть висящую в воздухе кружку, Оливер налил в нее чай. И, как ни странно, остался собой доволен.
- Волшебство, да? - полуутвердительно, полувопросительно обратился юноша к Майклу.
Задумался и, вспомнив о собственном чае, отпил немного теплой жидкости. Небрежно пожал плечами.
- Не знаю даже... Я раньше никогда об этом не задумывался, - Оливер кивнул, - Да, неспокойно. Но я, признаться, с чем-то опасным еще не встречался. Те нелюди, которых я все-таки встречал, были довольно безобидны, да и члены ордена весьма милые люди. Я, правда, наверняка смотрю на все очень поверхностно, тем не менее мне показалось, что здесь хорошо. Наверное, город все-таки мне нравится. Он, конечно, совсем не похож на то чудесное место, где я вырос, но все равно. Ведь здесь теперь мой дом.
Оливер снова тихонько рассмеялся.
- Знаешь, я сейчас так счастлив. А ведь до твоего прихода готов был впасть в депрессию, - он улыбнулся еще шире, - Видишь, как хорошо ты на меня влияешь.