Потерянный взгляд в никуда, тяжелые шаги, стук стального наконечника трости о мостовую... Ему хотелось убежать. Он понимал, что это не выход, что так поступать нельзя, но при мысли о том, что, даже если бы очень захотел, он не смог бы пробежать больше пары метров, заставляли его скрипеть зубами от злобы. И безысходности. Став калекой совсем недавно, он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что в какое-то мгновение, из-за какой-то глупой самоуверенности, он умудрился искалечить себе всю жизнь. Впрочем, возможно, это было даже лучше, чем если бы он вернулся на сожженную землю настоящим героем. Если бы знал, что все годы, потраченные на защиту Родины, были потрачены впустую, что все это время он убивал просто так.
Шаг, другой, шаг, другой... Медленно, черт возьми, как же медленно! А стоило попробовать идти чуть быстрее, как эту идею мигом из головы выбивала резкая боль. Тоска. Просто чудо, что он еще не умер от тоски.
Потихоньку горечь проходила, уступая место простой печали. Наваливалась меланхолия, начиналась депрессия, и капля ностальгии подливала масла в огонь. Хотелось забиться куда-нибудь в угол и, словно малое дите, расплакаться. Но он ведь пытался стать сильным, хоть и понимал в глубине души, что это бесполезно. Он всегда был, есть и будет слабаком, как это ни прискорбно. Ведь его ничто не держит, ему нечего защищать и не о чем беспокоиться. Жизнь для него стала пустой и бессмысленной.
Надо было остановиться. Вдохнуть свежего воздуха и понять, что легким не хватает кислорода. Почувствовать, как больно бьется сердце. Как свежие рубцы на нем сжимаются от каждого удара. Ах, если бы можно было прямо сейчас оказаться в будущем!..
Взгляд зацепился за что-то непонятное посреди дороги. Одеяло? Потерянное пальто? Мешок с мусором?.. Чем ближе Оливер подходил, тем больше убеждался в том, что это далеко не так. Он сглотнул ком, вставший в горле, и, наклонившись, дрожащей рукой потянулся к человеку. То есть, уже трупу. Он не дышал. Его сердце не билось. А на земле под ним уже запеклась лужица крови.
Оливеру вдруг почудилось, что лицо человека ему знакомо. Вдруг показалось, что он - это все те люди, которых юноше пришлось убить ни за что. Просто потому, что так захотели государства. Потому что им тогда казалось, что так было нужно. Но ведь на самом деле все было вовсе не так. Проснулась совесть. То есть, даже не так, в нем совесть никогда и не засыпала, она на сей раз просто разбушевалась. Или это просто было его воображение, разыгравшееся в подавленном от недавней потери разуме?
Он попятился назад, а, наткнувшись на стену, сполз по ней вниз. Гулко звякнула упавшая трость. Он забился в угол, обхватил колени руками и... и заплакал. Как ребенок. Потому что внезапно стало так невыносимо больно, что терпеть больше было невозможно.
Кажется, мимо проходили люди. Кто-то подходил к нему, что-то спрашивал... Но он ничего не слышал. Потому что не хотел ничего слышать. Потому что в ушах отдавались только тяжкие удары слабого сердца.

Как будто весь мир исчез в одно мгновение. В сознании не осталось ничего. Вакуум. Пустота. Словно кто-то взял тряпку и, как с грязной доски, стер все мысли. И все чувства. Он даже не понимал, почему продолжал сидеть в углу, уткнувшись носом в колени, почему все еще по щекам катились слезы. И от этого ему становилось жутковато. Он понимал, что ему вроде как должно быть больно, что должно быть ужасно паршиво и мерзко. Но этого не было. Посему, было очевидным, что потом все это навалится на него с новой силой. Оливер вжался в стену так, словно пытался слиться с ней (вот уж действительно хорошо было бы прямо сейчас стать невидимкой). Ощущение скорой беды никак не хотело его покидать. Впрочем, что может быть хуже встречи с трупом и скрипа медленно съезжающей крыши?
Чья-то ладонь мягко легла на его плечо, но он все равно вздрогнул от неожиданности. Ему казалось, что сейчас к нему никто не должен подходить. Все-таки кому захочется трогать человека в таком состоянии? Правда, о том, что рядом - мертвец, и его, Оливера, только что нашли на месте преступления, он как-то не подумал.
Чей-то голос тепло заговорил с ним. Юноша поначалу даже не понял, что обращались к нему. Он медленно поднял голову и взглянул на того, кто сидел рядом. Юноша старался сдержаться, чтобы снова не разрыдаться в присутствии незнакомки, хотя уголки глаз оставались влажными. Да и сами глаза все еще блестели от слез, так что скрыть недавний приступ истерики не представлялось возможным.
Мир медленно возвращался обратно и реальность начинала снова давить на разум Оливера.
Оказалось, что тем, кто обращался к нему, была девушка. Милая, надо сказать, девушка. С веснушками, рыженькая, с глазами... Господи, какие же у нее были глаза! Зеленые-зеленые, большие и очень... искренние, что ли? В общем, эти самые глаза сразу заставили Оливера проникнуться самыми хорошими чувствами к юной особе.
- Д-да, - заикаясь, выдавил юноша, кивнув. Правда, после он понял, какую сказал чушь. Как может дрожащий от ужаса человек, сидящий в углу с заплаканным лицом, чувствовать себя хорошо? - То есть... то есть нет. Не очень, - честно ответил Оливер, но получилось как-то совсем коряво. Увы, на большее он был не способен - язык предательски заплетался, мысли путались и он никак не мог заставить себя прийти в чувство. Хотя было уже явно пора брать себя в руки.

Отредактировано Oliver Chaney. (2011-04-29 20:48:54)